Мертвецы? Будут. Мост? Имеется. Правда, его ещё не инициировали, но благодаря моим знаниям сие не представляется неосуществимым. Сам некромант вряд ли будет заниматься инициацией, но Стир’риаги вполне способен исполнить эту роль. И более чем способен создать артефакт, преобразующий поток Силы требующимся для поднятия трупов образом. Может быть, уже создал? Нет, тогда бы с меня стребовали дневник Лара, как только я обмолвился, дабы сразу приступить к опробованию.
В сумятицу мыслей ворвался вопрос извне:
— Милорд поручил очень трудное задание?
— С чего ты взял?
Марек пожал плечами:
— Ну, у тебя лицо прямо с утра такое... как будто боишься забыть, что нужно сделать, и всё время повторяешь про себя, слово в слово.
А он прав, не нужно выглядеть излишне сосредоточенным: привлекает внимание. Поэтому улыбнусь и покачаю головой:
— Нет, не трудное. Но забыть я и в самом деле боюсь.
— Тогда ладно, не буду приставать с разговорами.
— А есть о чём поговорить?
Русоволосый забавно выпятил нижнюю губу:
— Да, есть... Только глупости всё это.
— Может, и не глупости. Давай поговорим.
Он замедлил шаг, но кустам стало доставаться больше остервенения и водяная пыль посыпалась на дорогу гуще, чем прежде.
— Вот ты человек учёный, верно?
— Можно и так сказать.
— Науки всякие изучал?
— Изучал.
— А про недуги книжки пишут?
— Пишут. Но ты, думаю, более сведущ в лекарском деле, чем я, раз уж твой отец...
Марек хмыкнул, но лицом потемнел ещё больше.
— Сбор травяной сделать, рану зашить, сломанную кость обратно сложить могу. Или боль облегчить... Но если даже боли нет, как быть?
— Нет боли? Но имеется ли тогда недуг?
Он уверенно кивнул:
— Имеется. Но за хвост его не поймать, как ни стараюсь.
— А кто болен?
Глубоко посаженные глаза моргнули:
— Я.
Хороший разговор получается, однако... Парень чувствует проникшую в тело отраву?
— По виду не скажешь.
— А с виду и нет ничего, — подтвердил Марек. — И внутри вроде тоже. Кровь погуще стала, так не беда, можно настой безлистника попить, и всё наладится.
— Тогда почему ты решил...
Он скривился, словно откусил от недозрелого яблока.
— Бывает так, что словно засыпаю в одном месте, а просыпаюсь совсем в другом. И не помню, сам пришёл или кто-то принёс... Не могу вспомнить. Знаю, так случается, когда сильно ударишься головой, но я точно знаю: не было никаких ударов. Всё ощупал, осмотрел, как смог. Ни шишек, ни ссадин, ни шрамов. А память шалит.
И будет шалить, если вдоль твоего Кружева разума нарастает чужеродное, постепенно захватывающее власть над телом. Кроме того, некромант явно пользуется тобой, как беспрекословным исполнителем, просто диктуя свою волю. Но... КАК? У него же нет достаточного количества Силы! Загадка... И Марек вряд ли поможет мне её разгадать.
— Плохо, если так.
— Знаю, что плохо. — Он тоскливо вздохнул. — Но пока это нечасто случается, жить можно.
— А зачем тебе нужно идти со мной в город?
— И правда, зачем?
С десяток шагов русоволосый мучительно раздумывал над собственной целью посещения Мирака, потом тряхнул головой:
— На месте вспомню! Мне милорд так и сказал: придёшь, сам увидишь, что делать.
Рассветный камень, из которого сложены стены Мирака, снова не явил мне своего природного великолепия: ворот открывались хоть и задолго до полудня, но гораздо позже рассвета. Обычай дожидаться ярких солнечных лучей и только потом открывать проход в город исполняется в Шемах отнюдь не повсеместно, но от горной местности совершенно неотделим по вполне понятной причине. Туман. Он опускается рано и быстро, поднимается и тем паче рассеивается медленно, лишь когда солнце начнёт сушить землю. А под покровом белой пелены, надёжно скрывающей тени уже в нескольких шагах от наблюдателя, враг может оказаться на расстоянии удара незаметно для защитников крепости...
Начало сбора урожая ожидалось ещё нескоро, и сие обстоятельство избавляло торговый тракт от телег с плодами лесов и полей, зато рудные и углевые обозы уже текли из Мирака и в Мирак устойчивым потоком, причём уголь в основном покидал городские стены, а руда следовала ему навстречу. Ну да, в Россонской долине растут ели с самой плотной древесиной по всему Западному Шему, и уголь из них получается самый жаркий, именно тот, что требуется для выплавки хорошей стали. А вот знатной рудой Россон никогда не славился, правда, поговаривают, что хоть местная руда целиком и не годится для клинков, но если её добавить в нужном количестве, скажем, к северной, с Девичьей косы, получится... Впрочем, Гедрину виднее, что получится, он же и гном, и кузнец, и житель Мирака. Наведаться бы, погостить, «искорки» вместе со старым знакомым выпить... Жаль, но некогда.
Искусством оставаться на плаву в реке снующих взад и вперёд горожан и я, и Марек владели на уровне, достаточном для продвижения в желаемом направлении, но, разумеется, на каждого мастера всегда находится умелец мастеровитее. Сначала кто-то увесистой чушкой воткнулся в меня с правого бока, потом откуда-то из-под мышки раздался звонкий и крайне рассерженный девичий голос:
— Если растёшь, будто одни дрожжи ешь, разувай глаза, когда на люди выходишь!
А она совсем не изменилась за прошедший год. Всё те же задорные косички с выгоревшими до белизны прядями, те же ярко-голубые глаза, глядящие на мир открыто и смело, те же маленькие, но твёрдые кулачки, привычно упёртые в бока. Впрочем, гномы отличаются занятной особенностью проживать свои года не постепенно, а рывками: могут долго-долго казаться подростками, а потом — р-раз! Вполне себе взрослая особь. Коей и будет оставаться, пока в один прекрасный день все вокруг рассеянно не отметят: а ведь он уже не мальчик и не молодой человек, а уважаемый глава семейства. К гномам женского пола всё сказанное относится в равной мере, за что их искренне ненавидят красотки человеческой расы, готовые без раздумий променять медленное увядание на мгновенное, но зато — после долгой-долгой юности.