— Возможно войти. Но не всем, не всюду и не всегда.
Тут я, пожалуй, впервые за всё время увидел настоящее лицо своего нанимателя: в каждой чёрточке появилось предвкушение удовольствия, мигом прогнавшее прочь всю миловидность и оставившее только глубокую ненависть ко всему живому. Прежнего любезного и увлечённого своим делом мастера для меня больше не существовало. Как перестали существовать сочувствие и жалость. Грустно? Немного. Но куда полезнее, нежели испытывать человеческие чувства к безжалостному убийце.
Короткий, по-настоящему повелительный кивок, и Марек, не попытавшись огрызнуться или съязвить в своей привычной манере, покорно и бессловесно отправился на выход, чтобы пару минут спустя вернуться, волоча за собой, как куль с мукой, судорожно вздрагивающее тело.
Некромант неторопливо поднялся, запахнул полы мантии и подошёл к пришельцу, неистово царапающему ногтями пол, только бы хоть немного отвлечься от терзающей плоть боли и услышать, о чём говорят вокруг.
— Ты вторгся в пределы чужих владений. Без приглашения или дозволения. За подобный проступок смерть — самое лёгкое из наказаний. Но я буду милосерден. Если честно ответишь, зачем пришёл, умрёшь без мучений. Солжёшь... боль станет вдвое или втрое сильнее. Выбирай!
Мог несчастный ответить или нет, неизвестно, но поднять голову и посмотреть на врага он всё же попытался. Правда, сил хватило на полвдоха, не более, но я успел вспомнить и беззвучно пробормотать большинство известных мне ругательств, потому что... Эти лиловые глаза, почти переполненные болью, и варварски выстриженные над длинными ушами волосы, мокрые от пота, но по-прежнему отливающие серебром, могли принадлежать только одному созданию на свете.
Хиэмайэ, собственной персоной, фрэлл его подери!
Бывают моменты, когда невозможно рассуждать трезво, холодно, беспристрастно, тщательно рассматривая все плюсы и минусы, вот сейчас я и попал в такую ловушку: промедлю — обреку Мэя на мучительную смерть, потороплюсь — загублю всё, чего едва-едва добился. Но думать некогда, да и... А о чём тут думать?
Встаю из-за стола, подхожу к месту возможной будущей расправы, склоняюсь над корчащимся эльфом, внимательно всматриваюсь и, выдержав паузу, немного растерянно, немного устало, вроде бы не обращаясь ни к кому конкретно, размышляю:
— Судачат о листоухих, что народ лесной, а потому дурной, но не настолько же? Я ведь ясно говорил — не ходи за мной, а что вижу? И не знаешь, то ли пожалеть, то ли выдрать хворостиной с ног до головы, чтобы неделю ни сидеть, ни лежать не мог.
Некроманту понадобилось не меньше трёх вдохов на осознание наличия некой связи между мной и попытавшимся проникнуть в дом пришельцем:
— Вам известен этот... эльф?
Выпрямляюсь, вздыхая:
— Наверное, я в чём-то согрешил перед богами, раз они послали мне такое наказание.
— Наказание?
Так, интерес пойман, теперь можно чуточку расслабиться, опасная развязка оттянута, а то и вовсе исчезла без следа.
— Я встретил его прошлым летом. Уж не знаю, что понадобилось эльфу на землях людей, наверное, как и всякому мальчишке, приключения... И так вышло, помог ему избежать неприятностей. Но прибыли не было никакой, я с радостью забыл бы о случайной встрече, так нет же, не удалось. Этот, с позволения сказать, ребёночек почему-то вбил себе в голову, что должен выразить мне благодарность и начал ходить за мной по пятам. Уговоры не подействовали: последний наш разговор по душам закончился тем, что мне начали совать... Знаете дурацкий обычай листоухих? Своим возлюбленным и вообще тем, кто вызывает их уважение, восхищение и прочая, дарят хрустальные бусины. Оно мне было нужно? Как собаке пятая нога. Я и высказал, что думаю о дарителе. Честно говоря, надеялся, после той отповеди мальчишка одумается, но... Вижу, ошибался. И знаете, поделом ему будет получить любое наказание, которое вы назначите.
Некромант прикрыл глаза, рассуждая, правдив мой рассказ или нет. По большому счету, подобная история вполне могла произойти: причуды эльфов известны на весь Шем. И всё же для полной уверенности требовалась проверка с другой стороны. Со стороны незваного пришельца. Если я лгу лишь ради спасения жизни, он не сообразит принять предложенную игру. Если же всё рассказанное — правда, подворачиваются повод и средства для хорошей забавы, не так ли?
Длинные жёсткие пальцы вцепились в волосы эльфа и потянули вверх, заставляя поднять голову и посмотреть на меня.
— Этот человек сказал правду?
Вообще-то крайне глупо надеяться быть узнанным и правильно понятым по одному только голосу, а в том, что сейчас эльф мало что способен рассмотреть глазами, я не сомневался: неумелое пребывание в Смещении сдавливает и перекручивает не только плоть, но и Кружево разума, мешая его обычной работе. До определённого предела остаются неизменными качества только основных Нитей — стволов, из которых вырастают ветви узора. Но в каких глубинах могли остаться отголоски syyth, следы «якоря», некогда неосторожно брошенного Мэем и с таким трудом отторгнутого мной? Ещё немного, и буду по-настоящему жалеть, что избавился от ниточки связи...
Минута ожидания ответа показалась мне невероятно долгой, но серебристые ресницы дрогнули, а из потрескавшихся кровоточащих губ послышалось:
— Да...
— И ты хочешь вручить ему свои драгоценности вместе с вечной преданностью? Считай, тебе повезло, можешь попробовать ещё раз. Только будут ли они приняты? — Лукавый взгляд в мою сторону.
Проходит ещё очень много времени. Вернее, мне только кажется, что мгновения, раньше летящие быстрее стрел, плетутся, еле переставляя свои невидимые, но многочисленные ноги. Эльф подносит руку к шее, что-то ищет на ощупь в складках рубашки, судорожно дёргает и из последних сил тянется ко мне, сжимая опухшими пальцами... все три «искры». Золотистая, прозрачная и нежно-розовая хрустальные капли покачиваются на цепочках, по звеньям которых с израненной руки стекают, орошая пол, капельки крови.