— Жду тебя.
— Не самое удобное место для ожидания.
— Зато безопаснее, чем внутри. — Он хмыкнул и, убрав руку от лица, показал мне разодранную щеку.
Судя по длине кровоточащих царапин и расстоянию между ними, над молодым человеком успешно поработали женские ногти. Напрашивалось единственно возможное объяснение:
— Лита пришла в себя?
— Это как посмотреть, — задумчиво протянул Мэтт. — Глаза у девицы открылись, да только слишком широко — того и гляди, помчится домой.
— Окно кто-нибудь стережёт?
— А зачем? Пока она боится даже из комнаты выйти, не то что отправиться в лес. Но на всякий случай Хок прогуливается по двору, — добавил маг, чувствуя мою тревогу.
— Хорошо. Я сейчас с ней поговорю и...
— Не сейчас.
Обдумываю услышанное и удивлённо признаю:
— Прости, не понимаю.
Мэтт скрещивает руки на груди и мрачно поясняет:
— Сначала ответь на один вопрос.
Начинаем копаться в мотивах и следствиях? Немного не ко времени, но пожертвую горсточку минут на благое дело.
— Спрашивай.
Тёмные глаза немигающе уставились на меня, наверное, чтобы придать разговору побольше значительности, хотя, по моим ощущениям, её и так было предостаточно.
— Почему ты ничего не сделал?
Я поднял брови. Опустил. Сдвинул. Растерянно хлопнул ресницами.
— Мне нужно было что-то сделать?
Маг, живо напомнив своим тоном Мантию, когда та принимается за выговоры, укоризненно заключил:
— Ты стоял и смотрел. Просто смотрел.
— Требовалось плакать? Смеяться? Улюлюкать? Выражать восторг или негодование?
— Ты мог остановить ЭТО. Знаю, что мог, я всё видел тогда на мосту.
В голосе Мэтта гулко прозвенело непонимание. Причём непонимание, которым чаще всего страдают дети: если дядя такой сильный и умелый, то почему он вчера ринулся в бой, а сегодня остался в стороне? И невдомёк малышу, что «дядя» влезает в неприятности, лишь когда одуреет настолько, что забывает очень простую истину: из любого лабиринта есть по меньшей мере два выхода. Но каждый из них, в силу стервозности богини, держащей в тонких пальчиках нити судеб, окажется входом неизвестно куда.
Объяснить? А как? Сказать, что не имел права вмешиваться, потому что не получил просьбы о помощи? Боюсь, магу будет трудно понять все странности моего отношения с оборотнями, равно «дикими» и входящими в Круг Стражи. Я живу по правилу: не трогаю других — не трогают меня, и в случае с метаморфами сие правило исполняется с удвоенной силой.
Моя принадлежность к Дому Дремлющих подтверждена только словами: увы, но сам виноват. Сбежал из родных стен до срока ритуального признания прав и обязанностей, а когда вернулся, и сам не вспомнил сразу о старинных традициях, и все вокруг сделали вид, что забыли. Впрочем, так лучше: груз ответственности поменьше. К тому же я лишь третий в списке наследников и до места главы Дома не буду допущен никогда. Клятву на верность семье Магрит не станет с меня требовать: если до сих пор молчала, промолчит ещё сотню-другую лет. Кстати, подобное попустительство с её стороны видится мне ненавязчивой попыткой заставить нерадивого ученика самостоятельно устраивать и сдавать экзамены. Могу делать всё, что душе угодно, но в то же время вынужден сомневаться на каждом шагу. Потому что, не зная точных границ и законов предписанного мне поведения, отчаянно желаю их соблюдать. Чтобы надеяться на похвалу, разумеется. «Ну похвалите же меня! Оцените мои старания...» И чем я, в сущности, отличаюсь от Рикаарда? Да ничем. Количеством набитых шишек, разве что. Возможно, сие обстоятельство имеет решающее значение. Для чего? Пока не могу понять, но кокон мысли уже сплёлся в сознании и непременно обернётся мотыльком, когда настанет срок. А до того дня буду довольствоваться её более взрослыми сестричками и прочими родственницами. В частности, теми, что гнездятся в светловолосой голове моего собеседника.
— Знаешь, я не буду отвечать на твой вопрос.
— Почему? Признаешь вину?
Не хватало мне ещё одного поединщика!
— Нет. Но вопрос поставлен неверно.
Мэтт поджал губы, показывая, что ожидал подвоха, однако надеется выиграть схватку. Блажен, кто заблуждается... А я тем временем трачу свои невеликие силы по сущим пустякам!
Хотя, равновесие всегда дорогого стоит. Что ж, попытаюсь вернуть его душе белобрысого мага.
— Ты должен был спросить, почему я бездействовал.
— Но я так и сказал!
— «Почему ты ничего не сделал». Помнишь свои слова?
— Разве это не одно и то же?
Ага, а у самого в голосе появилось сомнение! Ну конечно, проще видеть грехи другого человека, чем разбираться в собственных ошибках:
— Не одно и то же. «Ничего не сделал»... Говоря так, ты подразумеваешь, что у меня была возможность совершить несколько поступков, но не было желания. А вот если бы ты произнёс слово «бездействие», я бы ответил охотно и с лёгкостью.
— Так почему?
— Всё ещё хочешь знать?
— Да!
Пытливый ум — несомненное достоинство. Так же, как и стремление довести начатое дело хоть до какого-нибудь итога.
— Отсутствие действий было самым безобидным завершением событий.
Мэтт отрицательно покачал головой:
— Безобидным? По-твоему, то, что молодой хозяин поместья на глазах у всех превратился в волка, не имеет значения?
Ох, парень, ты напрашиваешься... Ладно, считай, напросился:
— Для меня? Нет.
Маг, собиравшийся продолжить чтение нотаций, осёкся, вгляделся повнимательнее в мои глаза и оторопело полуспросил, полупризнал:
— В самом деле?..