Право учить. Работа над ошибками - Страница 47

Нет, к фрэллу мысли о малолетнем мерзавце! Не сейчас! Рядом со мной находится человек, нуждающийся в большем внимании и немедленной помощи.

— Мне очень жаль, dou. И всё же не стоит отчаиваться. У меня достаточно власти, чтобы не позволить кому бы то ни было причинить вред вашему внуку, и, если позволите, от вашего имени я немедленно...

Успокаивающий тон привёл к совершенно не ожидаемому мной итогу. Хозяин поместья вцепился в подлокотники, судорожно подаваясь вперёд, и выкрикнул:

— Он не человек! Неужели вы не поняли самого главного? Не человек!

Замшелая зелень глаз наполнилась чувством, которое я меньше всего мог предположить в отношениях деда и внука — ненавистью: dou Лигмун ненавидел сына собственной дочери всей душой, всей страстью приближающейся к завершению жизни.

Неправильно. Так не должно быть!

— Он ваш внук.

— И я дорого заплатил бы, чтобы забыть об этом! Лучше бы моя дочь умерла, не давая чудовищу появиться на свет, а не потом, защищая от зверей!

Вряд ли мужество женщины в схватке с волками спасло ребёнка: лучшей защитой новорождённому оборотню перед соплеменниками служила текущая в его жилах кровь, а вот сама мать не смогла извлечь выгоду из своего положения. Может быть, испугалась. А может быть, возлюбленный нарочно оберегал её от горьких тайн. Какая ирония: не раскрыть правду и тем обречь на верную гибель... Но старику не нужно знать подобных подробностей, пусть хранит в памяти образ, достойный гордости, а не сожаления.

— И всё же... Ваша дочь хотела, чтобы ребёнок жил. Разве её желание не заслуживает исполнения?

Лицо старика скривилось от боли.

— Он живёт! Я делал всё, чтобы мальчик не чувствовал себя обделённым родительской любовью. Но когда он в первый раз...

У Лигмуна перехватило дыхание, и я попробовал предположить:

— Поменял свой облик?

— Да, именно поменял.

Повисло молчание. И пока наступившую тишину нарушали только хриплые вдохи и выдохи разбередившего раны памяти старика, я попытался представить себе, как Обращение могло пройти без участия опытного наставника.

Наверняка был страх, причём обоюдный: и внука, чувствующего начало изменений, и деда, не понимающего, что он видит перед собой. Была попытка вмешаться, вытащить ребёнка из марева расплавленных Пластов, но текучая плоть не удерживалась руками, упрямо выскальзывая и принимая иную форму, нежели прежде. Была растерянность оборотня, внезапно увидевшего мир с другой стороны. Волчонок должен был потянуться к тому, кто находится рядом, ощутить знакомый запах, тепло протянутых навстречу рук и...

— Он прыгнул.

Грустная правда вернула меня к реальности. Старик говорил, а сам поднимал край мантии, позволяя рассмотреть неровные шрамы, покрывающие голень правой ноги близко к колену, там, где когда-то были сухожилия, а теперь под кожей остался лишь ворох рваных шнуров.

— Я... Мне было страшно. Видеть, как ребёнок превращается в зверя, понимать, но не верить собственным глазам... Я решил, что сошёл с ума. Что если возьму его на руки, морок рассеется и всё вернётся обратно. Я хотел... А он ощерился и прыгнул. И когда клыки проткнули мою ногу, я прозрел. Наконец-то... А знаете, что было труднее всего, Мастер? Знаете?

С каждой минутой всё больше и больше выцветающие глаза гордо сверкнули:

— Труднее всего было не кричать. Но за стеной были люди, а я не мог допустить, чтобы о позоре, постигшем мою семью, кто-то узнал. И я справился с болью... Только с совестью справиться не смог. Мне нужно было ещё тогда убить щенка, сразу, пока свежие раны жгли тело. Но память о дочери была слишком сильной, и я уступил. Вырастил зверя... А что теперь? Тайна раскрыта, и род Эллидов ждёт бесчестье. Впрочем, оно будет недолгим, всего лишь до моей смерти...

— Внука вы уже похоронили?

Лигмун печально усмехнулся:

— Вы же умный человек, Мастер, и должны понимать: принц не выпустит из рук такую игрушку.

— Мне дано право отбирать. Даже самые дорогие и любимые игрушки.

— Пожертвуете своим будущим ради дикого зверя? Полно, не шутите так! Вы всего лишь Мастер, а его высочество, возможно, станет королём. Не вставайте у него на пути по пустякам.

Нет, дедушка, то, о чём ты говоришь, вовсе не пустяк. Особенно для будущего его высочества.

Я подошёл к креслу, присел на корточки и положил свою ладонь поверх стариковской, покоящейся на колене.

— Вы готовы позаботиться о незнакомце, но собственного внука лишаете малейшей поддержки... Так нельзя.

— Он — зверь!

— Только наполовину. Поймите, Нирмун состоит из двух частей. Человеческая помнит и ценит всё тепло, которое вы ему подарили. Звериная... боится родственных чувств к двуногим существам. Именно поэтому он напал на вас: из простого страха и желания защититься.

— Но я не угрожал ему...

Голос Лигмуна дрогнул, и я крепче сжал сухие стариковские пальцы.

— Конечно нет. Зато вы, в свою очередь, тоже испугались, а звери очень чутко различают страх. Вы показали слабость, волк поспешил напасть. Следовало быть твёрдым, смелым и ласковым, тогда всё случилось бы иначе, поверьте!.. Мне очень жаль.

Хозяин поместья прикрыл глаза, в уголках которых предательски блеснули слезинки.

— Вы думаете, он... сильно меня ненавидит?

— За что?

— Я... — Старик напряжённо сглотнул. — Чтобы оторвать его тогда... Ударил. Несколько раз. Пока клыки не разжались.

— Думаю, Нирмун не вспомнил об этом, вернувшись в человеческий облик. Оборотни, особенно в юности, не могут удержать в памяти первые минуты после перехода и последние — перед. Скорее всего, мальчик не помнил даже, что набросился на вас... Он ведь выглядел тогда растерянным, верно? Растерянным и испуганным, поскольку чувствовал: произошло что-то ужасное. Но вы рассказали ему? Или... нет? — добавил я, видя, как начинает мелко трястись нижняя челюсть Лигмуна.