Право учить. Работа над ошибками - Страница 127

К оглавлению

127

Кукла. Подарок. На моей памяти была только одна, по имени Пигалица, для которой...

Юлеми?

Огонёк весело закружился.

Вспомнил, вспомнил, вспомнил!

Я не забывал, просто не мог подумать, что...

Встретишь меня здесь?

Да. Ты ведь должна была уже уйти... к родителям.

Я уйду, очень-очень скоро! Совсем скоро, ты и вздохнуть не успеешь... И я так рада, что мы сможем попрощаться по-настоящему!

Я тоже рад. Ты не сердишься?

За что?

За обман. Я ведь не сказал тогда, что ты больше не проснёшься.

Но я всё равно не могла бы проснуться, правда? Зато мне снятся такие чудесные сны... А скоро я буду смотреть их вместе с мамой и папой!

Надеюсь, им тоже понравится. Только я об этом узнать не смогу.

Я найду кого-нибудь, кто тебе расскажет, обещаю... Но им обязательно понравится, не беспокойся!

Огонёк метнулся в сторону, растёкся мерцающим облачком, в котором проступил облик маленькой чёрноволосой девочки с глазами такими же голубыми и светлыми, как высокое небо.

Вдох, и остаётся только светящаяся пыль. Ещё вдох, и ветер уносит невесомые крупинки души прочь, туда, где и положено обитать душам. Туда, где ушедшие терпеливо ждут оставшихся.

Рядом никого больше не остаётся, а значит, пора возвращаться. Пора выдернуть свой взгляд с глубины Изнанки, чтобы...

Утонуть снова, но уже совсем в других озёрах: больших, круглых, с умильно суженными зрачками — кошачьих глазах. Утонуть, оглохнуть от басовитого мурчания и зарыться в густую, длинную, чуть колкую шерсть, в которой почти невозможно дышать, но так удобно прятать слёзы.

Волны тихого рокота под мохнатой шкурой остановились, оборачиваясь напряжением мышц, и я на всякий случай покрепче обнял сильную шею Ирм: волнение кошки могло быть связано только с одним событием — появлением в комнате кого-то постороннего, а мне не хотелось становиться ни участником, ни зрителем сражений. К тому же я наконец-то смог согреться, но не настолько, чтобы охотно расстаться с живым меховым одеялом...

— Я всегда подозревал в тебе эту порочную страсть, — сожалеющим, почти скорбным тоном сообщил кузен.

— И чем же она порочна?

Переспрашиваю и только потом понимаю: сначала следовало бы уточнить, что подразумевается под словом «страсть».

— Своим наличием.

Разочарованно приподнимаюсь на локтях, выглядывая из-за кошачьей спины:

— Почему?

Ксаррон, вернувшийся к уютному чёрному цвету в одежде, сидит на спинке кресла. Да, именно таким образом, чем вызывает весомые подозрения в применении магических средств для поддержания равновесия, поскольку невозможно положить ногу на ногу, скрестить руки на груди и чувствовать себя уверенно с одной лишь точкой опоры, хотя и обширной. Пятой точкой.

— Потому что несколько затруднительно животному и... Хотя она миленькая.

Ирм угрожающе мявкнула, чем вызвала у кузена широкую улыбку:

— Ещё и с норовом? Совсем замечательно! Где же ты её раздобыл? Не припомню, чтобы в Домах появлялись кошки с таким окрасом...

— Не узнаёшь?

Ксо сузил глаза:

— А должен?

Равнодушно зеваю:

— Как хочешь.

Не успеваю завершить новый вдох, как кузен уже оказывается на кровати, совсем рядом, причём Ирм удивлена не меньше меня, потому что перемещение происходит даже не мгновенно, а много быстрее.

Ксаррон, не давая выдохнуть, сдавливает моё горло, прижимая голову к подушке:

— Ты что наделал?!

— Я?

— Это ведь та девочка, верно? Та affie?

— Угадал.

Он потрясённо отшатывается:

— Ты не должен был!

— Она всё сделал сама, поверь, нужно было всего лишь заставить Узлы сдвинуться с места.

— Всего лишь...

Ксо недоверчиво косится на большую кошку, а та, осознав, что угрозы от пришельца не возникнет, тянется к лицу кузена, шумно втягивает влажным носом воздух и довольно подставляет подбородок ласке пальцев. Причём отнюдь не моих.

Минуту спустя следует странное признание:

— Я начинаю бояться тебя, Джер.

— Только теперь?

Попытка пошутить проваливается. Ксаррон мрачнеет ещё больше, впрочем, не переставая почёсывать кошку за ухом.

— Ты понимаешь, что произошло?

— Ничего необычного. Она могла обернуться. Ведь так? У неё было всё для этого, кроме...

— Помощи.

— Ну да. И в чём трудность?

Длинный, протяжный вздох:

— Ты слишком быстро усвоил главное.

— Сначала меня ругали за тупость, теперь осуждают за быстроту соображения! Выберите уж что-то одно, ладно?

— Я не осуждаю. Я тревожусь.

— Есть разница?

Ксаррон ласково, но твёрдо отпихнул кошку в сторону:

— Есть. Если помнишь, я говорил: всё вокруг тебя состоит из плоти драконов.

— Я помню. И не забуду никогда.

— Так вот, Джер, нам нет выгоды вмешиваться в то, что не является нашим продолжением. Пробовали, и не раз, но успеха не добились. В изменении себя самих мы не знаем границ, но существа вне Гобелена также наделены способностью меняться. По своей воле, и всё же для них правила существуют тоже. Строгие правила. Считалось, что никто, кроме богов, не может действовать совершенно свободно... А что сейчас вижу я?

— Божий промысел?

Снова шучу и снова неудачно: изумрудные глаза сурово темнеют.

— Я вижу воплощение желания. Безумного, неосуществимого, нелепого, опасного и вместе с тем ставшего реальностью. Драконы владеют плотью мира, боги управляют волей населяющих его существ. Ты же... смешал всё воедино.

— Ксо, это было совсем нетрудно!

Брови кузена придвинулись друг к другу ещё плотнее, разрезая лоб острой складкой морщинки:

127